14/27 СЕНТЯБРЯ.

ПОУЧИТЕЛЬНЫЙ УРОК ДЛЯ ЛЮБИТЕЛЕЙ ЛЕГКАГО ЧТЕНИЯ.

Иеромонах Игнатий ( Трепачко).

Среди людей читающих, бывают люди с особенною наклонностию и страстною привязанностью к так называемому легкому чтению. Страсть эта может быть столь же вредною для души христианской, сколь вредна для нея всякая другая страсть, потому что и этой страсти человек предается до безразсуднаго ослепления и она подчиняет его своим требованиям до рабскаго и исключительнаго служения ей. И тем опаснее она, чем благовиднее и извинительнее представляется она пред судом людей не дальновидных; тем пагубнее, чем менее видимы и примечаются ея вредныя последствия; тем преступленее пред судом Божиим, чем менее она признает себя виновной в нарушении требований закона Божия.

Преданный к легкому чтению человек любит книги, написанныя более для развлечения, для забавы, для препровождения времени, чем для истинной пользы: образует в себе чрез это ложный вкус и взгляд в выборе книг и в суждении о них. Он не любит читать написаннаго для истинной пользы с глубокомыслием, скучает при чтении священнаго, Божественнаго, спасительнаго. Такого рода книги для него скучны, тяжелы для чтения, потому что не забавляют воображения, не развлекают мыслей, а требуют внимания, углубления и напоминают ему о святых обязанностях человека и христианина, исполнение которых требует деятельности, труда; оне скучны для него, как может быть скучным требование заимодавца для должника, как скучен приставник для раба лениваго и лукаваго.

В подтверждение всего этого приводим собственную поучительную исповедь одного святого мужа, которому досталось испытывать силу и вред страстной привычки к чтению светских книг, слышать суд Божий об его жалком заблуждении и долго бороться с привычками, долго незамечаемой им страсти.

Блаженный Иероним ( жил в 4-м веке), человек образованный во всех науках просвещеннаго Рима, со всею любовию ученаго мужа к многосторонним познаниям и вместе с истинною ревностию к изучению христианских догматов, вследствие особеннаго настроения умственных своих способностей, живого чувства и пылкаго воображения, развил в себе от юности особенную привязанность к чтению светских книг; произведения древних ораторов и поэтов были любимым и главным чтением его, и чем более он читал их, тем более возрастала в нем жажда к такому чтению и стновилась настойчивее и упорнее. Долго блаженный Иероним не замечал в себе господства опасной наклонности, а когда замечал и замечали ему другие, тогда но оправдывал свою привязанность любовию к познаниям, сколько справедливо в ученом муже. Чем благовиднее было оправдание, тем безпрепятственнее преступное влечение сердца возрастало в полную страсть.

Но вот блаж. Иероним оставляет поприще и славу ученаго мужа в свете, отказывается от мира и жизни мирской. Удалившись в пустыню, он дает себе обет служить одному Господу всеми силами души и тела, вести жизнь в подвигах поста, молитвы и богомыслия.

Страсть к чтению светских и языческих книг не оставляет и благонастроенной души подвижника, переселяется с ним и в уединение пустыни, живет и действует в нем и среди высоких подвигов самоотвержения и богомыслия. Чем выше и святее был обет подвижника, чем строже и совершеннее сознавал он обязанности своего звания, тем больше противоречия открывалось между требованиями жизни иноческой и требованиями его мирской привычки, тем преступнее казалась страсть к чтению книг светских, языческих, суетных.

В часы свободные от иноческих подвигов, после ночей, проведенных в молитве и слезах, после долгих размышлений о слове Бжием, подвижник с жадностью принимался за чтение греческих и римских писателей, которые уже не раз были им прочитаны. Сознание столь преступнаго смешения Божественнаго с человеческим сильно смущало благочестиваго подвижника: он бросал тогда чтение светских книг и принимался за чтение Библии. Но после того чтения, речь пророческая и евангельская казалась уже грубою для его вкуса, изнеженнаго красноречием светских писателей.

“ Несчастный я! -- исповедует сам блаж. Иероним грех свой. Я, который занимался Цицероном, я -- постился; после частых всенощных бдений, после слез, которыя проливать заставляла меня память о прошедших грехах, я брал в руки Платона! И если иногда, приходя в себя, я начинал читать пророков, их язык казался мне необработанным и жестким. И своими слепыми очами не видя света, я вменял это в вину не очам, а солнцу”.

Но такова сила греха и его страстей, что мы и при сознании их гибельнаго действия на нас нередко против воли и с каким-то странным удовольствием опять предаемся в жертву им. Долго, таким образом, и блаж. Иероним боролся с своею искусительною наклонностью, не находя в себе сил решительно отказаться от ея требований, пока один необыкновенный случай не показал ему, в какой степени преступна эта наклонность его, и не произвел в нем благодатной перемены во взгяде на вещи и твердой решимости в воле восторжествовать над грехом.

Блаженнаго Иеронима постигла тяжкая болезнь. Во время этой болезни, когда окружавшие его отчаялись в сохранении его жизни и готовились уже к погребению, в то время, как сам он описывает необыкновеннейший случай, он восхищен был духом и поставлен пред Судьей, окруженнаго таким светом и величием, что блаж. Иероним не мог поднять глаз и пал на землю.

“ Какой ты веры?” спрсил его тогда Судия. “ Я -- христианин”, было ответом Иеронима. “ Ты обманываешься”, возразил ему Судия: “ ты-- последователь Цицерона, а не Христа, ибо творения перваго совершенно владеют твоим сердцем”. И после сего Иероним выслушал строгий приговор своего осуждения.

Все это так подействовало на Иеронима, что сознание обличеннаго греха долго тяготила душу его и после болезни, но он тогда же пред лицом Судии поклялся более не читать книг языческих. “ Придя в себя, -- прибавляет он, -- я имел во взоре столько скорби и слез, что мог бы убедить ( в том что с ним было) самых неверных. Свидетельстуюсь в этом тем седалищем, пред которым я был простерт! Свидетельствуюсь тем страшным судом, пред которым я трепетал!”.

В этом необыкновенном случае блаж. Иероним не мог не видеть сверх’естественнаго действия Самаго Господа, Который хотел вразумить и обличить ослепленнаго пристрастием к суетному чтению и после начал читать книги Божественныя с таким прилежанием и вниманием, с каким прежде читал суетныя творения людей. “ Все это, говорит он о поэзии и красноречии языческих писателей, забавляет своею приятностью и, увлекая слух стихами, которые звучат в сладких переходах тонов, проникает даже во внутреннее духа; но когда прочитаешь их с большим прилежанием и вниманием, тогда они ничего не дают своим читателям, кроме пустого звука и громких слов: там нет ни питательной истины, ни обновляющей правды; любители их продолжают оставаться в голоде истины и лишений добродетели”.

вернуться